Навеяло постом в теме про день рождения пионерской организации.. Тем более что в наше время, когда развенчиваются почти все мифы и Павлика стороной не обошли.Во времена моего детства он был пионер герой, который не пожалел родного отца, ради коммунистических принципов и справедливости..С крушением системы, былые идолы снова стали обыкновенными людьми, чью семейную и личную трагедию безжалостно исковеркали и использовали в якобы великих целях.Но памятники ему до сих пор стоят по всей стране.
Кстати.. он не был пионером, говорят что он даже в школу толком не ходил.Ну не было тогда пионерской организации в их селе. Это как раз тот феномен, когда человека записали в организацию после его смерти.Когда ребёнок просто погиб, оказанный зажатый между советской моралью и кровными узами.Дико конечно, когда родной дядя и дедушка убивают собственных племянников и внуков,а родная бабушка сообщает об этом матери детей, но боюсь что в наше время этим уже вряд ли кого удивишь.
Павлик Морозов – уже имя нарицательное и всерьёз не обсуждаемое. Его стыдятся. Никто не говорит о трагедии, на первый план выведен мотив предательства.
Как известно, в конце 1980-х годов в отношении именно Павлика Морозова была развернута настоящая травля. Никто не воспринимал его за ребёнка, но все видели советский пантеон, который необходимо расколотить вдребезги. В частности, в общественное сознание вбрасывалась откровенная ложь, которая становилась сенсацией. Опровержение же этой неправды, как заведено, делалось предельно скромно и самым малым шрифтом. Так к ребёнку окончательно прикрепилась репутация: человек, который предал своего отца. Подло предал. Ради красного галстука.
Всё-таки удивительно, как была извращена трагедия, связанная с этим человеком. А ведь убили Павлика, когда ему не было ещё и 14 лет. Убили вместе с братом Фёдором, которому было восемь. Если попробовать экстраполировать подобный сюжет на современность и представить подобное в новостной сводке: два мальчика восьми и 14 лет жестоко зарезаны в лесу. Появляются ли какие-либо остроты в их адрес или рассуждения, что они сами, пойдя в лес за ягодами, нарвались на нож, отсюда и виноваты? И если бы кто-то захотел словесно поглумиться над этой смертью детей, мы бы сочли его за чудовище или буйно помешанного. Но почему в ситуации с Павлом и его братом Фёдором было всё возможно?
Дальше представьте, что на суде над убийцами детей выясняется, что не только их смерть, но и жизнь была трагична. Простая крестьянская семья – пять детей. Все заботы о семье на самом старшем – Павле. Дед – ненавидел сноху и внуков. Отец – нечистый на руку председатель сельсовета (присваивал конфискованные вещи, продавал фиктивные справки), пьянствовал и жестоко поколачивал мать, а потом и вовсе ушёл из семьи к другой женщине. Сейчас бы этого аморального типа назвали коррупционером.
По-человечески вполне понятно отношение Павла к своему отцу, светлым сыновним чувствам неоткуда было появиться. Опять же, если обратиться к криминальным хроникам, то достаточно часты случаи, когда дети в состоянии аффекта хватаются за нож, чтобы защитить мать и себя от пьяного отца-дебошира, убивают его. И это их действие в целом понятно и в принципе оправдывается обществом. Но в нашей ситуации ребёнок не убил и даже не поднял руку на своего отца.
Донёс на отца… Но ведь, с одной стороны, после этого «доноса», в основе которого были реальные преступления и злоупотребления, отец пробыл в заключении три года, а потом жил себе. С другой стороны, и сам факт «доноса» – совсем не очевидный. Всё-таки написал донос на отца или выступил со свидетельскими показаниями – это ещё большой вопрос. Но дело даже не в этом, а в том, почему страшная человеческая трагедия, семейная, детская была таким чудовищным образом вывернута, извращена. Почему совершенно исчезло простое человеческое отношение к ней, а это отношение для психически здорового человека должно быть вполне очевидным?
Так уж получилось, что из ребёнка дважды сделали символ борьбы с прошлым, только с разным оценочным знаком. Советская идеология сделала из Павла пионера-героя, символическую жертву, агнца, павшего в борьбе старого и нового. Здесь тоже человеческое было спрятано под спудом идеологических риз. В годы перестроечного разоблаченчества этого ребёнка перевели в разряд преступников. Якобы он из-за фанатической приверженности идеологии предал самого близкого человека – отца. Обвинили его практически в иудином грехе. Когда это необходимо, про ту самую слезинку ребёнка никто не вспоминает…
И если в советском строе идеологем человеческое содержание образа Павлика Морозова ещё сохранялось, то после оно было сведено до нуля, и всю суть трагедии подверстали под проблему предательства, доносительства, которая выводилась в качестве архитипической применительно к советской истории. Нам внушали, что страна ориентировалась на выплавку павликовморозовых, совершающих преступление отречения от корней, от родства. Но, как мы видим из трагедии этого ребёнка, отречения его от родства никакого и не было, само это родство было сведено к внешней условности.
Проблема не в том только, что разом в рассуждениях о Павле Морозове пропадает куда-то весь гуманизм и декларируемый примат ценности жизни. В последние десятилетия много сокрушаются о мученической смерти царской семьи, в том числе и царевича Алексея. Но при этом совершенно оболгали другого ребёнка. Исторические противоречия не сняты, их не примирили и даже не попытались.
Андрей Рудалёв
http://sevastopol.su/arch_view.php?id=73986