Штирлиц, увозя пастора Шлага
в ГУЛАГ к швейцарской границе, слушает по радиоприёмнику
радио "Европа Плюс" песню Эдит Пиаф "Милорд", которая впервые вышла в эфир в 1959 году.
На самом деле Штирлиц слушает компакт-диск Dolby Digital на автомагнитоле с CD-приводом. Вывести сабвуфер в багажник
и зачитать рэп не позволила смета расходов на фильм, так как режиссёр Лиознова и так ругалась на большие расходы на кожаный плащ Штирлица и вырезанные эротические сцены супружеского секса после немой сцены в кабачке со стрельбой глазами. Плащ, кстати, Тихонов после съёмок припарил и после премьеры сериала на ТВ СССР ходил в нём на блядки по ПТУшным женским общежитиям швейно-прядильных фабрик в Иваново, собирая богатый урожай кожно-венерических заболеваний и нежелательных беременностей, но это, как грится, уже совсем другая история.
А вот Штирлица и Эдит Пиаф связывала давнишняя интимная связь. Дело в том, что Штирлиц участвовал в войне Германии с Францией в 1940 году в чине унтерштурмфюрера СС и, находясь в составе оккупационных войск, перетрахал немало француженок.
Пруфлинк на профильную тему о француженках во время оккупацииКак известно, Эдит Пиаф активно сотрудничала с немцами в горизонтальном положении, и совершенно не мудрено, что среди её любовников затесался и советский
шпион разведчик. В отличие от советских ткачих и прядильщиц, французские барышни пользовались резинотехническими предохранительными средствами и умели поддержать светскую беседу на должном уровне.
Так вот, мотивчик той самой песни на самом деле сочинил сам Штирлиц, раскуривая наутро с жуткого бодунища эрзац-сигарету и насвистывая на балконе парижского будуара госпожи Пиаф, будучи в чём мать родила. Дело в том, что прошлой ночью он просадил всю зарлату и представительские расходы в кабаке и лихорадочно обдумывал текст шифровки в центр с просьбой выслать денег, поэтому свистел морзянкой.
Эдит, не будь дурой, прекрасно знала, что её притон прослушивается всеми разведками мира и все её ахи-вздохи пишутся как на транзисторные диктофоны, так и на грампластинки. Но в середине сороковых Штирлица перебросили обратно в Дойчланд и связь прервалась, а после войны безутешная Эдит заколебалась обивать пороги разведок с официальным запросами, чтобы выцарапать вожделенную запись с мотивом песни. Это ей удалось как раз к 1959 году.
Остальное было делом техники: сбацать модную аранжировку, наложить текст, набрать подпевку из "поющих трусов" (коих во Франции всегда было полно) и выпустить хит.
Ходили слухи, что Штирлиц после войны, слушая эту песню долгими московскими вечерами на волнах зарубежных радиостанций, неизменно бухал пол-литра водки, закусывал говяжьей тушёнкой (из положенного ему по продаттестату сухпая Советской Армии) прямо из консервной банки, подыгрывал на балалайке или на гармошке, пуская слезу и тоскуя по махоньким сиськам Эдит. Потому что советские ткачики и прядильщицы грудями обижены не были, а Штирлиц за годы службы привык к интеллигентским европейским размерам бюста француженок, как у мадам Помпадур.