Вы что, действительно полагаете, что перестройка сводилась только к талонам и борьбе с алкоголизмом?
Я закончил школу № 3 в 1991 году. Расскажу, как мне запомнилось то время.
Сколько я себя помню до краха СССР, Левобережье снабжали плохо. Впрочем, стандарты снабжения в то время были строго иерархичными и в большей части Московской области примерно одинаковыми. Институтская часть Дубны находилась в этом смысле на особом счету: поставки в магазины Отдела рабочего снабжения ОИЯИ шли по московским стандартам (магазины в Левобережье и частично на Большой Волге входили в структуру Городского торга). Каждый вечер после работы от МКБ «Радуга» отходили заказные автобусы на правый берег. Вероятнее всего их ввели, чтобы далеко живущие сотрудники могли бесплатно добраться домой, но многие пользовались этими автобусами для поездок «на ту сторону» за продуктами. Различие в снабжении касалось не только продуктов и промтоваров, но, например, книг и пластинок: ассортимент в «Эврике» и «Спартаке» был куда разнообразнее, чем в книжном на ул. Октябрьская и в «Мелодии». В киосках «Союзпечати» Институтской части города можно было купить коммунистическую прессу капстран: Morning Star (Великобритания), People's Daily World (США), L’Humanité (Франция), Unsere Zeit (ФРГ), в то время как киоски Левобережья ничем подобным избалованы не были. Поэтому тем, кто пытался на Левом берегу серьёзно учить иностранный язык, приходилось выписывать Moscow News или любой другой языковой вариант этой газеты, что, согласитесь, несопоставимо.
Самый частый ужин моего дошкольного детства — картошка с рыбными консервами и растительным маслом (завтрак, обед и полдник, разумеется, проходили в детсаду и были достаточно разнообразными, поэтому я их помню плохо). Вот чего было много, так это рыбных консервов. Чаще всего покупали баночку сельди иваси за 70 копеек, но иногда скумбрию, сардины, сайру или ставриду. Мясопродукты на прилавках были редкостью, сливочное масло продавалось только бутербродное. В выходные дни родители часто ездили в Москву за продуктами, потом стали брать и нас с сестрой, так как продажа в одни руки нормировалась. Поездку за продуктами по возможности совмещали с посещением какого-нибудь московского театра.
Помимо этого, существовала система «заказов», которые время от времени распределялись, если я правильно понимаю, профкомами ДМЗ и МКБ «Радуга». С торца нынешнего здания ресторана «Кремлёвский» (со стороны стадиона «Волна») размещался «Магазин заказов», где талоны на заказы можно было, как тогда говорили, «отоварить» — конечно, оплатив полную стоимость. Отдельная система «заказов» была введена для ветеранов и инвалидов. По сути это был дополнительный «паёк», который продавался им ежемесячно в «Дежурном» магазине на ул. Ленина.
Пьяные на улицах и под заборами многочисленных тогда строек попадались. Но у меня не сложилось впечатления, что они составляли большую проблему.
В конце 1982 года, когда к власти пришёл Андропов, положение с продуктами в Левобережье стало налаживаться, но после его смерти улучшения сошли на нет. Ситуацию более или менее подтянули примерно к концу 1987 года, то есть к разгару перестройки, но затем всё посыпалось. Точнее, начало сыпаться чуть раньше: лето 1987 года — массовый дефицит зубной пасты, мыла, стирального порошка… Пресса в то время винила в происходившем самогонщиков: мол, гонят из всего и всё скупают. Однако талоны на дефицитные товары повседневного спроса у нас тогда всё ещё не вводились. В апреле 1988 года в Дубне вдруг неожиданно пропал сахар, и на него были введены талоны: по два килограмма в месяц на человека, летом — по три.
Дефицитные промтовары неповседневного характера также по мере их поступления в продажу распределялись по талонам по месту работы. В мае 1989 года кто-то из родителей получил таким образом талон на пылесос. Вроде бы работает до сих пор, кстати.
В середине 1989 года по всей стране вдруг пропали яйца. И снова пресса всё списала на внешние обстоятельства: эпидемию сальмонеллёза. До распада СССР яйца так и не вернулись в широкую продажу.
Тем временем осенью 1989 года торговлю по паспортам ввела Эстония, отгораживаясь таким образом от жителей Ленинграда и Ленинградской области, которые приезжали к ним за продуктами. С 1 декабря 1989 года Ленинград и область ввели торговлю по паспортам в качестве ответной меры.
В четверг 24 мая 1990 года премьер-министр Н. И. Рыжков выступил на сессии Верховного Совета СССР с докладом «Об экономическом положении страны и концепции перехода к регулируемой рыночной экономике», в частности, подняв вопрос о неотложной реформе ценообразования. Выступление транслировалось по телевидению и радио в прямом эфире, и уже ближе к вечеру в магазинах Москвы и Московской области с прилавков смели всё, что только можно. Два дня спустя, в субботу 26 мая, Моссовет и Мособлсовет приняли совместное экстренное решение о введении в Москве и области лимитированной торговли по паспортам с московской и областной пропиской. К осени Гознак напечатал «визитные карточки покупателя», их раздали через систему ЖЭКов всем жителям Москвы и Московской области для предъявления в магазинах взамен паспортов (постоянно носить с собой паспорта тогда было не принято). «Визитные карточки покупателя» действовали на всей территории Москвы и области и были двух видов: синие (для постоянно прописанных) и красные (для временно прописанных). Поначалу по красной карточке можно было купить меньше, чем по синей, потом их уравняли.
Параллельно с этим с июня 1990 года на основные товары повседневного спроса в Дубне были введены талоны, причём в Левобережье — одни, а на правом берегу — другие (талоны Левобережья там можно было отоварить только в магазине «Ветеран» на Большой Волге). Из непродовольственных товаров по талонам продавались аудиокассеты. Когда в конце июля 1990 года возник табачный кризис, сигареты тоже стали продавать по талонам. Получали их все: и курящие, и некурящие.
Да, здесь стоит заметить, что в конце мая 1990 года параллельно с третьей сессией Верховного Совета СССР там же, в Кремле, проходил Первый съезд народных депутатов РСФСР. К моменту выступления Рыжкова съезд уже девятый день подряд безуспешно пытался избрать нового Председателя Верховного Совета РСФСР, то есть руководителя республики. Через пять дней после продовольственного коллапса, 29 мая 1990 года, с третьей попытки и с перевесом в четыре голоса победа на этих выборах досталась Ельцину. Повлияло ли резкое изменение атмосферы в обществе на результат этих выборов? Наверное, да. Всё происходящее воспринималось как крушение старой жизни, особенно на фоне провального для СССР чемпионата мира по футболу в Италии, открывшегося в те же дни.
Вернусь к вопросу о пьянстве. Я мало что могу сказать на эту тему, но вот две цитаты из выступлений М. С. Горбачёва за 1985 год без комментариев:
Борьба за трезвость началась по инициативе партии и в первую очередь в её рядах. Мы будем строго спрашивать с тех, кто не собирается менять своих привычек. Недавно в Дубне по старой традиции проходила встреча группы руководящих работников с участием первого секретаря горкома и председателя горисполкома. Кончилось тем, что все они освобождены от занимаемых постов, строжайшим образом наказаны. Среди них был и работник аппарата ЦК. Он также освобождён от должности.
(Сибири — ускоренный шаг. Выступление на совещании партийно-хозяйственного актива Тюменской и Томской областей 6 сентября 1985 года)
Нам надо по-ленински использовать весь потенциал социализма и в развитии экономики, и в деятельности политической системы, и в идеологии. Следует гораздо строже спрашивать с кадров. Скромность, справедливость, деловитость, требовательность и внимание к людям — вот что должно характеризовать работников партийных комитетов, и в первую очередь их первых секретарей. И тогда в партии будет большевистский порядок, не станет стяжателей, бюрократов, чинуш, пьяниц. В подмосковной Дубне, как я уже говорил недавно в Тюмени, решили «встретиться» несколько бывших секретарей горкома и райкомов партии. Выпито было столько, что один из них умер. А присутствовали там не только местные работники, но и сотрудник аппарата ЦК КПСС. Вот и пришлось принимать решительные меры. Для всех закон должен быть одинаков, и прежде всего для коммунистов, для руководящих работников.
(Из беседы в ЦК КПСС с первыми секретарями некоторых областных комитетов партии 16 октября 1985 года)
Так, с талонами и пьянством более или менее разобрались, но неужели перестройка сводится именно к этому?
В моих воспоминаниях — нет.
Я помню, как быстро с приходом Горбачёва стала меняться атмосфера в обществе. Вначале на телевидении появилась программа «Почта этих дней», потом всё больше и больше передач стало выходить в режиме прямого эфира. Два «Музыкальных ринга», вышедших на всю страну в конце 1986 года, открыли для многих рок-музыку и бардовскую песню. Возродился КВН, да и вообще телевидение и радио стали более «молодёжными». Мы узнали о массовых репрессиях, о Сталине и Хрущёве, о Молотове и Кагановиче, чьи имена пропаганда многие годы стыдливо обходила стороной. Публикации в газетах и журналах передавались из рук в руки, массовому читателю открылся мир ранее запрещённой и даже эмигрантской литературы. Художественные и документальные фильмы на злободневные темы собирали в кинотеатрах миллионные аудитории. Постепенно прекратилось глушение западных радиостанций. 1000-летие Крещения Руси было отмечено прекращением политики государственного атеизма. Выборы в органы власти вначале в качестве эксперимента, а затем повсеместно перевели на принцип состязательности. Разрешили индивидуальную трудовую деятельность и кооперативы. Угроза ядерной войны, которую чувствовали мы все, оказалась вполне преодолимой… Конечно, в Дубне была своя специфика, связанная с большим удельным весом научно-технической интеллигенции. Творческие встречи и показы кинофильмов в ДК «Октябрь» и ДК «Мир», споры на работе и дома, массовая подписка на «толстые журналы», появление общественных движений, яростная предвыборная кампания весны 1989 года…
Помню, у мамы на работе была молодая коллега, Светлана Шананина. Сейчас она гендиректор группы ИМА, а тогда, насколько я знаю, была просто дочерью крупного функционера одного из обкомов КПСС и вследствие этого имела доступ к «самиздату» и «тамиздату». Кое-что давала прочитать и нам: Александра Галича, Даниила Хармса… Было радостно через некоторое очень непродолжительное время (в случае с Галичем — четыре месяца) встречаться с этими именами уже в советской прессе, но обращала на себя внимание синхронность появления этих имён в разных изданиях.
Теперь понятно, что за всем этим стояла грандиозная манипуляция, что культ собственного мнения, с формирования которого фактически и началась перестройка, за несколько лет превратил в труху и правоохранительные органы, и армию, и государство в целом. 1985-1991 годы — предельно деструктивный период в истории нашей страны, однако жить тогда было крайне интересно. Каждый день приносил новое знание. Тогда нам казалось, что оно приходило само, а не «заботливо» положено в клювик специально обученными людьми. Мы не знали, что наши тогдашние властители дум — всего лишь часть общественного мнения, а другая часть — которая даже не оппозиция, а просто чувствует и понимает жизнь иначе — оттеснена от трибуны и не имеет возможности быть услышанной. Когда Юрий Бондарев, прозревая наше будущее, сказал на XIX партконференции «Мы против того, чтобы наше общество стало толпой одиноких людей, добровольным узником коммерческой потребительской ловушки, обещающей роскошную жизнь чужой всепроникающей рекламой. Мы слишком хорошо знаем, что вкус этой единственной неповторимой жизни солон и горьковат, потому что с детства большинство людей цивилизации приучены к сладкому» — кто его услышал, кто его понял?
Тем не менее тот период жизни нашей страны для многих дорог и значим — как время утраченных иллюзий, как время творческого поиска да и просто как время чьей-то бурной юности. Из перестройки, как и из хрущёвской «оттепели», крайне нежелательно создавать культ, что может быть выгодно определённым политическим силам, но и мазать её всю чёрной краской тоже нельзя. Её нужно изучать — как и любой другой исторический период.
Думаю, с этим согласны все.
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
